top of page

Преступления немецко-фашистских оккупантов

Мінаюць гады, але цяжкія раны Вялікай Айчыннай вайны час не можа загоіць. Яны баляць і кроваточаць, не даюць спакою тым,  хто прайшоў праз страшнае пекла вайны. Самымі безабароннымі ў тым вогнішчы смерці аказаліся дзеці, з якіх як толькі маглі здзекаваліся нацысты. Хлоп­чыкі і дзяўчынкі былі бяс­платнай рабочай сілай, над імі праводзілі медыцынскія эксперыменты, з іх кволых цельцаў забіралі кроў і жыццё для салдатаў вермахта. Яны маўкліва паміралі ў канцэнтрацыйных лагерах смерці. І нібыта маленькія анельчыкі, просячы паратунку, прасціралі з мальбой рукі да нябесаў. Лёс быў бязлітасным і жорст­кім. Дзіцячы крык, напоўнены болем і страхам, патанаў у бязлітасным пекле вайны і смерці.

Сотні нашых суайчыннікаў аказаліся у больш чым 14 ты­сячах канцэнтрацыйных ла­гераў, турмаў,  гета, якія ства­рылі нацысты па ўсёй Еўропе. Міжнародны трыбунал у Нюрнбергу прызнаў у 1946 годзе, што заключэнне ў няволю мірных грамадзян, тым больш дзяцей і падлеткаў, як і выкарыстанне іх працы пад прымусам у інтарэсах Германіі, з’яўляецца не толькі ваенным злачынствам. Гэта — злачынства супраць усяго чалавецтва.

Каля 600 чалавек з Маларытчыны гітлераўцы вывезлі на прымусовыя, катаржныя работы ў Германію. На жаль, некаторыя так больш ніколі і не вярнуліся на Радзіму, загінулі на чужыне ад непасільнай працы і здзекаў. Як расказала намеснік начальніка ўпраўлення па працы, за­нятасці і сацыяльнай абароне Маларыцкага райвыканкама, начальнік аддзела сацыяльнай падтрымкі на­сельніцтва Наталля Іолап, у раёне пражывае ўсяго толькі 15 вязняў.

Кацярына Яцушкевіч

Голас часу. 2019.15 красавіка

2018-2020 годы объявлены годами малой Родины, и поэтому очень важно изучать и исследовать историю своего региона. Работая по выбранной теме, хотелось сохранить память о наших земляках,

image003.jpg

узнать неизвестные страницы их жизни… Моя исследовательская работа связана с решением творческой задачи воспитания трепетного отношения к истории  своего района, своего народа, через сохранение памяти предков.  Сегодня эта тема актуальна как никогда. 2020 год – год 75-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Чтобы быть достойными павших в той войне, чтобы никогда не повторились страшные события тех лет, необходимо  изучать, помнить, говорить об этой войне и Великой Победе.  Мне кажется, что каждый человек должен знать историю Отечества, своего родного края, гордиться подвигами своих земляков. И уходящая всё дальше в прошлое история Великой Отечественной благодаря их рассказам будет становиться живее и ближе, оставляя неизгладимый

след и в душе, и в памяти. В XXI веке остались уже последние свидетели, в войну они были детьми и подростками. 

Весь мир знает о сожженной дотла вместе с жителями, деревне Хатынь, и меньше про её более 5000 сестёр, которых постигла такая же судьба.   

В Малоритском районе  тоже есть сестры Хатыни Орлянка, Орехово, Островье, Богуславка, Бродятин … Можно долго перечислять названия сожженых и не восстановленных деревень. Всего сожжено на Малоритчине – 26 деревень,  13 из них увековечены в Хатыни. 

На кладбище не возрождённых деревень в Хатыни их 186 из всей Беларуси. В Малоритском районе их 2. И у каждой из них своя история.  Сегодня по ним печально звонят колокола Хатыни…

Делалось это обычно так: каратели окружали населенный пункт, сгоняли

людей в один дом, сарай или гумно, наглухо его закрывали, а затем поджигали. Именно таким образом были уничтожены известные сегодня всему миру Хатынь и Дальва.

Молодых и здоровых отбирали для отправки в Германию. В домах все, что представляло какую-то ценность, собиралось на подводы.  Коров сгоняли в стадо и из числа подростков выбирали погонщиков, которые должны гнать животных.  По этому же сценарию сожгли вместе с жителями и деревню Борки и Заболотье.

На основе документов и воспоминаний очевидцев решила, по возможности, восстановить картину трагедии, произошедшей в Борках и Заболотье осенью 1942 года.

Заживо было сожжено в Борках 705, в Заболотье – 289 человек. При чтении списков сожженных не могу сдержать слёзы. За что эти матери и их малолетние дети приняли эту мученическую смерть? И действительно, когда находишься возле обелиска, то охватывает непонятная тревога, учащенно бьётся сердце, а вокруг какая-та гнетущая тишина.

В 1975 году вышла книга «Я з вогненнай вёскi...» Алеся Адамовича, Янки Брыля и Владимира Колесника. В этой книге есть страницы, посвященные  трагедии в д. Борки. В работе использовались документальные материалы книги «Нацистская политика геноцида и «выжженной земли» в Белоруссии 1941–1944 гг.».

(Адамовіч, А.  Я з вогненнай вескі ... / Алесь Адамовіч, Янка Брыль, Уладзімір Калеснік. – Мінск : Мастацкая літаратура, 1989. – 419 – 428 с.).

В книге «Памяць. Маларыцкі раён» есть не одна страница, посвященная страшным событиям     23 сентября 1942  года. 

(Памяць. Маларцкі раён: гіст.-дакум. хроніка Маларыцкага района / рэд.-уклад. В.Р.Феранц. – Мінск : Ураджай, 1998. – С. 190, 194, 197-202)  

Материалы, трагические повествования,  воспоминания своих земляков публиковались на страницах местной  газеты «Голас часу». Это и есть  живая история.

Создана и работает в интернете электронная база «Белорусские деревни, уничтоженные в годы Великой Отечественной войны. 1941 — 1944 годы».   ...9093 — такая цифра стоит сейчас на титульной странице электронной базы данных (db.narb.by), созданной под эгидой Национального архива Беларуси и содержащей сведения о белорусских деревнях, сожженных гитлеровцами во время Великой Отечественной войны полностью и частично с населением и без жителей. Цифра постоянно меняется — в сторону увеличения, ведь работа по уточнению этого скорбного списка не прекращается.

По этим базам видно, что сбором информации занимаются профессиональные ученые. Ею занимаются и энтузиасты, увлеченные историей Родины, к числу которых можно отнести и эту работу.

...Возле памятников тишина… Она вновь и вновь уносит нас в страшный сентябрь   сорок второго. Деревья помнят. Земля помнит. Люди помнят... Время не властно над памятью. Трагедия малоритских  деревень не забыта.                                  

Кучина Г.В., зав. отделом библиотечного маркетинга ГУК «Малоритская РЦБС»

Тактика «выжженной земли»

Победа над врагом в Великой Отечественной войне была достигнута ценой больших жертв и невосполнимых утрат белорусского народа. Немецкие захватчики оставили после себя жуткий кровавый след, беды и невиданное разорение. Это был заранее разработанный, обдуманный и целенаправленный план геноцида, уничтожения людей, разграбления национального богатства страны, ликвидации государственного строя. На захваченной территории нацисты отбросили все международные правовые нормы. Преступления оккупантов по своей массовости и страшной жестокости не знали себе равных в новейшей истории Беларуси. По оценкам специалистов, Беларусь более, чем какая-нибудь другая страна Европы пострадала от этой войны.

Расследованием злодеяний оккупантов и выяснением размеров ущерба, причиненного ими в этой войне, занималась специально созданная Чрезвычайная государственная комиссия (ЧГК), которая строила свои выводы на основе документальных свидетельств. На территории Беларуси эта работа велась с начала 1944 г.

Как бы велик ни был материальный ущерб, самой болезненной и тяжелой потерей явилась гибель людей. За годы оккупации гитлеровцы провели свыше 140 карательных операций, во время которых полностью или частично уничтожили 5454 деревень. Страшным символом преступлений гитлеровцев на белорусской земле стала деревня Хатынь, сожженная вместе со всеми жителями. Ее судьбу разделили 630 сельских населенных пунктов, 186 из которых уже никогда не были восстановлены. На территории Малоритского района было уничтожено 26 населённых пунктов (см. Приложение 3), из них один (деревня Зелёные Буды, уничтожена 9 октября 1942 г.) не был восстановлен.

Уничтожение населенных пунктов вместе с жителями должно было по замыслам гитлеровцев навести страх и ужас на всех, кто проживал на оккупированной территории. Делалось это якобы под предлогом борьбы с партизанами. Но не было в июне 1941 года никаких партизан, скажем, в деревне Хотислав Малоритского района, а тем не менее уже в это время там вместе с жителями было уничтожено 109 дворов. Делалось это обычно так: каратели окружали населенный пункт, сгоняли людей в один дом, сарай или гумно, наглухо его закрывали, а затем поджигали. Именно таким образом были уничтожены известные сегодня всему миру Хатынь и Дальва.

Деревня Старые Борки Малоритского района известна тем, что в годы фашистской оккупации здесь были зверски замучены и расстреляны ее жители (см. Приложение 2).

Все эти злодеяния нельзя рассматривать только как «ответные меры» гитлеровцев на действия партизан и подпольщиков. Они были заранее, еще задолго до начала войны, тщательно разработаны руководством нацистской Германии.

«Название «партизан», — как сказано в приговоре Международного военного трибунала в Нюрнберге, судившего главарей гитлеровского рейха, — служило лишь прикрытием для истребления ни в чем не повинных людей».

Заранее разработанная политика «выжженной земли», обезлюдение территории осуществлялись с изуверской последовательностью. Некоторые деревни и села уничтожались по нескольку раз.

Характерной особенностью политики «выжженной земли» стало уничтожение населенных пунктов вместе с жителями. Тысячи деревень сметались с лица земли, население истреблялось, угонялось в лагеря смерти или в фашистское рабство в Германию, имущество подвергалось грабежу. В Белоруссии из общего количества 9200 поселков и деревень, разрушенных и сожженных гитлеровцами в годы войны, более полови­ны нацистские преступники уничтожили вместе со всем или с частью населения.

Нацистский террор, тактика «выжженной земли» являлись состав­ной частью политики, непосредственно вытекавшей из человеконена­вистнической фашистской идеологии, из планов германской колониза­ции. 30 марта 1941 г. на совещания высшего командного состава вер­махта Гитлер заявил, что в войне   против   Советского   Союза   борьба будет вестись «на уничтожение», что это будет истребительная война в полном смысле этого слова. Такие документы, как генеральный план «Ост», Инструкция об особых областях к директиве № 21 (план «Бар­баросса»), датированная 13 марта 1941 г., «О военной подсудности в районе «Барбаросса» и об особых   полномочиях   войск» от 13  мая 1941 г., «Двенадцать заповедей поведения немцев на востоке и их обращение с русскими» от 1 июня 1941 г., и другие возводили зверства по отношению к мирному гражданскому населению в ранг государственной политики.

Наиболее чудовищные замыслы фашистов в отношении советского народа были изложены в генеральном плане «Ост», предусматривав­шем уничтожение, выселение, онемечивание   советского населения.

В плане излагались идеи, которые давно вынашивались нацистской вер­хушкой. Зловещая сущность этого поистине варварского плана нашла свое наглядное выражение в том, что с ним гитлеровцы связывали окончательное решение так называемого «славянского вопроса». Име­лось в виду на территории Советского Союза и Польши истребить 120—140 млн. человек и заселить на этой территории 8—9 млн. нем­цев.

Предполагалось ликвидировать Советский Союз. Территорию Прибалтийских советских республик, Украину, Белоруссию, европей­скую часть РСФСР заселить немцами и включить в состав Германии.

15 мая 1942 г. Гитлер заявил, что «не позднее чем через десять лет ожидаю рапорта о колонизации уже включенных к тому времени в состав Германии или оккупированных нашими войсками восточных областей,  по меньшей мере, двадцатью миллионами немцев».

Гиммлер требовал уже в ходе войны уничтожить не менее 30 млн. советских людей. Причем, как подчеркнул на Нюрнбергском процессе особо доверенный Гитлера и Гиммлера обергруппенфюрер СС Эрих фон Бах-Зелевски, это не личное мнение одного Гиммлера, а изложение «политики третьего рейха». Об этом говорил и Гитлер в ставке верхов­ного командования вермахта в мае 1942 г.

В соответствии с планом «Ост» еще до нападения на Советский Союз полиция безопасности и СД подготовили «Особую розыскную кни­гу СССР», собрав сведения о советских гражданах-коммунистах и бес­партийных активистах, подлежавших, по замыслам гитлеровцев, немед­ленному уничтожению.

Генеральный план «Ост» уточнялся, перерабатывался, дополнялся другими планами, трактатами о немецких поселениях и т. д. В одном из документов подчеркивалось, что в предназначенных для колонизации (районах земли, хозяйственные постройки и другие объекты должны принадлежать германскому государству. Административные органы власти будут сдавать немецким колонистам землю и постройки в арен­ду — временную и наследственную, а также в собственность, дарован­ную за особые заслуги.

Наряду с политикой физического истребления народов СССР гитлеровцы планировали проведение ряда мер, которые сократили бы био­логический потенциал народов нашей страны и тормозили естествен­ный прирост населения. Речь шла о поддержании на самом высоком уровне смертности среди местного населения, о ликвидации медицин­ского обслуживания, о «доведении рождаемости русских до более низ­кого уровня». Имелось в виду проведение и ряда других мер, включая стерилизацию, создание невыносимых условий существования, отправ­ку людей на каторжные работы в фашистскую Германию и т. д. По за­мыслам гитлеровцев, истребление советского народа должно было про-водиться с использованием широкого арсенала различных средств и методов уничтожения. Полное уничтожение местного населения преду­сматривалось тогда, когда у немцев станет достаточно своих людей для колонизации захваченных территорий.

План «Ост» предусматривал оставить для последующего онемечивания и использования в качестве рабочей силы до 25 % белорусов. Это население должно было находиться на положении рабов и лишалось всяких политических и социальных прав. 75 % населения Белоруссии подлежало выселению, но ни для кого не было секретом, что под тер­мином «выселение» гитлеровцы понимали акции физического истребле­ния людей. Розенберг накануне нападения гитлеровской Германии на Советский Союз цинично заявил, что территория Белоруссии явится центром «сосредоточения всех социально опасных элементов». Он рассчитывал превратить оккупированную Белоруссию в громадный лагерь смерти, в место ссылки и истребления, с точки зрения гитлеров­цев, «нежелательных элементов» из Латвии, Литвы, Эстонии, а также из многих государств Европы.

По колонизаторским планам гитлеровцев, города на захваченной советской территории должны были превратиться в центры крупных гарнизонов фашистской армии, СС и полиции. Вокруг городов-гарнизо­нов и вдоль линий коммуникаций в виде поясов должны располагаться аграрные поселения колонистов и эсэсовцев. Вся власть в районах колонизации должна была находиться в руках СС и полиции. Предпо­лагалось, что ядром поселения в сельской местности будет имение, а вокруг него примерно 40 усадеб. Допускалось лишь создание ремесленных мастерских для   обслуживания   колонистов,   предприятий   по первичной обработке сельскохозяйственной продукции.

Местное население должно было служить дешевой рабочей силой для германских колонистов. Место их жительства — лагеря, трудовые колонии, изолированные от германских колонизаторов. По мере увели­чения числа колонистов местное население подлежало все более систе­матическому и планомерному уничтожению.

Важным документом, который проливает свет на нацистскую поли­тику геноцида, является фашистский план послевоенного переустрой­ства Минска. По этому плану гитлеровцы рассчитывали построить на важнейших магистралях при выезде из города и в его центре громад­ные казармы для гарнизонов эсэсовцев и административные здания для размещений фашистского военно-террористического аппарата. Вдоль реки Свислочь, между улицами Первомайской и Интернацио­нальной, имелось в виду построить здания главного военно-фашистско­го управления. В границах улиц Свердлова, Комсомольской, Кирова — здания СД, жандармерии и других карательных органов. Между ули­цами Берсона и Мясникова планировалось соорудить громадную тюрьму. В районе улицы Карла Либкнехта предполагалось построить крематорий с площадкой для расстрелов и специальными подъездными  железнодорожными путями.

Гитлеровцы предпринимали активные меры для осуществления своих зловещих планов. Об этом свидетельствует сообщение СД из Минска в Берлин (март 1942 г.), в котором говорилось: «В зоне Минского комиссариата проживает около 15 000 лиц немецкого происхо­ждения. Есть намерение выселить русские села и поселить туда лиц немецкого происхождения, чтобы создать замкнутые немецкие поселения». Здесь речь шла не о выселении в прямом смысле этого слова местного населения, а об его уничтожении и передаче имущества немецким колонистам.

Приведенные   выше  документы   убедительно   показывают,   какую страшную судьбу готовили нацистские убийцы советским людям. Массо­вое истребление советских  людей   совершалось   самыми   варварскими методами и средствами: расстрелы и виселицы, газовые камеры и кре­мационные печи, автофургоны-душегубки и костры, голод и холод, рас­пространение эпидемий, изнурительный физический труд и т. д. Фашистские убийцы уничтожали людей независимо от социального поло­жения, возраста, пола, национальности, независимо от того, являлись ли они участниками партизанского и подпольного движения или нет. Убийства проводились по определенной методике, были однотип­ными, хотя совершались в разных местах и различными убийцами.

Нацистские главари неоднократно подчеркивали, что идет «борь­ба двух диаметрально противоположных политических систем, борьба идей». Но так как идею убить невозможно, то речь шла о физическом уничтожении советских граждан.

О том, как совершались эти чудовищные злодеяния, свидетель­ствуют сохранившиеся в архивах донесения, отчеты фашистских убийц. Кровь стынет в жилах, когда читаешь трофейные немецкие документы о массовых расстрелах мирного населения в районах Бреста, Пинска, Кобрина, Дивина, Малориты, Березы Картузской и других. Здесь толь­ко с 6 сентября по 24 ноября 1942 г. каратели уничтожили 44 837 че­ловек.

Преступления гитлеровцев в Малоритском районе

Страшные зверства устроили гитлеровцы в Малоритском районе. Оккупанты продолжали свои злодеяния на протяжении всей оккупации района. С первых дней «нового порядка» началась расправа над коммунистами, комсомольцами и советскими работниками, активистами и патриотами, семьями военнослужащих Красной Армии и просто мирными жителями, которых подозревали в сотрудничестве или сочувствии советской власти. Оккупанты уже 27 июня расстреляли более десяти человек в деревне Хотислав. Кровь мирных жителей пролилась в деревнях Мокранского, Луковского, Великоритского сельсоветов.

Одной из форм преступлений против человечества было преследование и уничтожение еврейского населения. Расстрелу подлежал любой еврей независимо от пола, возраста и мировоззрения. Осенью 1941 г. в северо-западной части Малориты было создано гетто. Район между современными улицами Ткаченко, Ленина и Пионерской оккупанты окружили колючей проволокой и согнали сюда более двух тысяч граждан еврейской национальности. Антисанитария, холод, отсутствие продуктов питания вызывали заболевания, которые приводили к высокой смертности людей. В один из июньских дней 1942 г. в Малориту прибыла специальная команда, которая сразу приступила к массовым расстрелам мирного населения и, в первую очередь, евреев гетто. Местом для проведения расправы гитлеровцы избрали небольшой песчаный холм вблизи просёлочной дороги, которая вела из Малориты в Гвозницу. Людей группами по 15-20 человек подводили к глубокой яме, приказывали раздеться и тут же из автоматов расстреливали. Раненые вместе с убитыми падали в могилу. Женщин расстреливали вместе с детьми на руках, многие падали в яму ещё живыми. Большей частью среди расстреленных были старики, женщины и дети. Трудоспособных мужчин немцы вывозили на работы в другие районы, а потом всех уничтожали, никто из них не вернулся.

Через день после массового расстрела евреев фашисты начали расправляться с местным населением. В тот день в Малорите арестовали более пятидесяти человек. Без всякого следствия их отвезли на Песчанку и там расстреляли. Вслед за этим началось массовое уничтожение мирных жителей района. Расстрелы проводились в деревнях Радеж, Отяты, Новолесье, Богуславка, Масевичи, Збураж, Черняны, Доропеевичи, Мельники, Бродятин, Никольское, Мокраны и других.

К ряду злодеяний нацистов относится уничтожение населённых пунктов, зверские расправы с их населением во время проведения на территории Малоритского, Брестского и Кобринского районов карательной операции гитлеровце в сентябре-октябре 1942 г. под кодовым названием «Треугольник». 23 сентября 1942 г. гитлеровцы полностью сожгли деревни Борки, Заболотье и Борисовку, расстреляли их жителей. 23 октября оккупанты сожгли деревню Хмелище и расстреляли 128 человек, в том числе 60 детей. Число уничтоженных жителей только в этих трёх деревнях составляет 1175 человек. В районе нет населённого пункта, где бы фашисты не расстреляли или не замучили советских граждан. Кровью почти пяти тысяч жертв фашизма залита малоритская земля. Над могилами погибших сегодня возвышаются памятники. Их в районе более пятидесяти.

О страшной картине массового истребления советских людей в де­ревнях Заболотье и Выселки свидетельствует отчет одного из команди­ров рот 15-го немецкого полицейского полка капитана Пельса (см. Приложение 1).

«Рота получила задание, — писал он,— уничтожить расположенную к северо-востоку от Мокран деревню Заболотье и расстрелять населе­ние. К роте были прикомандированы: взвод Фрона из 9-й роты и 10 человек танкового подразделения 10-го полка. 22 сентября 1942 г. около 18.00 1, 2 и 3-й взводы достигли на своих машинах западной окраины Мокран; здесь к роте присоединились также силы, присланные для подкрепления. После краткого разъяснения обстановки и распреде­ления сил, в 23 ч. 00 м. рота выступила в направлении к Заболотью.

23 сентября 1942 г. около 02 ч. 00 м. достигли первых, отдельно стоящих дворов деревни Заболотье. В то время как главные силы двинулись дальше, в глубь деревни, к местам оцепления, отдельные дворы были окружены одной командой и проживающие в них лица выведены.

До входа в саму деревню было, таким образом, задержано около 25 мужчин и женщин. Живущему на хуторе старосте было приказано в 05 ч. 30 м. находиться у входа в деревню, у командира роты. К этому времени все внешнее оцепление было проведено без особых происше­ствий.

...Все остальные были разделены на три группы и расстреляны на месте казни... после вторичного обыска было обнару­жено 5 человек, их извлекали из своих убежищ и тут же на месте рас­стреливали... Результаты операции следующие: расстреляно 289 чело­век, сожжен 151 двор, угнано 700 голов рогатого скота, 400 свиней, 400 овец и 70 лошадей...»

За что же такая злая участь постигла жителей Заболотья? В Малоритском районе, и именно в лесах Заболотья, уже в первый год войны с гитлеровцами начал дейст­вовать партизанский отряд, возглавляемый защитником Брестской крепости Борисом Михайловским. Естественно. советские люди поддержива­ли лесных мстителей, а от­дельные граждане тоже уш­ли в лес и взяли в руки ору­жие, чтобы сражаться с вра­гами

В 1983 и 1985 годах в Германии были проведены суды над бандитами, уничтожав­шими мирное   население. Оставшиеся в живых, чудом спасшиеся от расстрела Ева Никитична Михальчук и Иван Федоро­вич Корделюк являлись сви­детелями на том суде.

По их рассказам, то, что творилось в Заболотье в ночь с 22 на 23 сентября 1942 го­да, представляло жуткую картину.

Уже к трем часам ночи де­ревня была полностью оцеп­лена. Бежать в лес никакой возможности не представля­лось. Немцы заходили в каж­дый дом по нескольку раз и всех до единого силой при­нуждали идти в школу на со­брание. Стариков, больных и немощных, волокли полураз­детыми по земле. Мужчинам было велено взять с собой лопаты. Людей расстрели­вали в центре села и на окра­инах. Женщины и дети крича­ли душераздирающим кри­ком, их голоса прерывались автоматными очередями.

В другом донесении исполняющий обязанности командира роты этого же полка обер-лейтенант Мюллер с циничным хладнокровием профессионального убийцы докладывал об уничтожении деревни Борки Малоритского района Брестской области. В этой деревне, по его дан­ным, расстреляно 705 человек, в том числе 130 детей. Расстрелы мирных советских граждан продолжались с 9 до 6 часов вечера.

Страшные трагедии разыгрались в Борисовке, Лазовича,  Горы, Хмелище, Олтуш, Ланской и в других белорусских деревнях, что находились почти у самой границы Брестской и Волынской областей.

О дикой расправе над жителями Борисовки Малоритского района рассказывает Елена Григорьевна Куликович:

«Мы с мужем жили на хуторе возле деревни. Рядом с нами роди­тели мужа. Ранним утром 23 сентября к нам нагрянули гитлеровцы. ...Когда нас привели в деревню, там были собраны все жители Бори­совки и окрестных хуторов. Недалеко от деревенского кладбища была уже вырыта могила. Там находились одни мужчины. А женщин и детей согнали в одно гумно на окраине деревни. Мужа оставили возле клад­бища, где сразу же раздели, а меня завели в гумно. Возле кладбища я видела, как один из карателей ходил с коробкой, куда складывал отня­тые у мужчин деньги и ценности (часы, кольца и др.). Этот же бандит потом пришел и к нам в гумно. У женщин также отнимали все ценности и деньги, у кого были серьги — вырывали из ушей, выламывали пальцы и снимали кольца. Затем мы услышали выстрелы возле кладбища. Это расстреливали мужчин.

Спустя некоторое время группами по 20—25 человек начали уво­дить женщин и детей. Их также раздевали и расстреливали.

В одном углу гумна лежала солома и мякина. Я зарылась в эту Кучу. Туда же спряталась моя соседка Бокатюк Евдокия и одна жен­щина из Дивина по имени Секлита. Нас гитлеровцы не заметили, и ни­кто из уводимых на расстрел женщин не выдал нас. Мы слышали раз­говор двух женщин, которых уводили последними. Одна из них сказала: «Умирать — так всем». Но вторая ответила ей: «Молчи, пусть хоть одна живая душа останется и расскажет людям о наших муках». Так их и увели.

Мы просидели в своем убежище до ночи, а затем убежали в лес.

Дома наши все сожгли, а имущество вывезли в бывшее помещичье имение Мокраны».

Один из очевидцев кровавой бойни в деревне Борисовка Иван Ни­колаевич Якушик рассказывает, что гитлеровские палачи кололи шты­ками малых детей и живыми бросали в ямы. Убийства, грабежи и пожа­ры в Борисовке продолжались целую неделю.

Во время этой экспедиции 23 сентября 1942 г. к Домачевскому детскому дому подошла 5-тонная машина с вооруженными гитлеровца­ми. Фашисты вывели во двор детей, построили и пересчитали. Не дав им одеться и поесть, они посадили их вместе с воспитательницей Полирой Грохольской в машину и, сказав, что повезут в Брестский детдом, завезли в лес и там расстреляли 54 ребенка и воспитательницу.

Немцами была сожжена деревня Орехово Малоритского района. Об этих событиях свидетельствует рассказ Луцика Степана Ефимовича, 1930 г.р. (информация из опросника):

« - Когда немцы впервые пришли в нашу деревню? Их поведение по отношению к местным жителям?

- Когда нам сказали про война, быстро они пришли. Мы на них смотрели, как на диковинку. Всех, кто оставался в селе, собрали и сказали нам через переводчика, что мы должны им подчиняться и они нас не тронут.

И немцы нас сначала не трогали, придут, поедят и снова уйдут. Когда над нами летали самолёты, мы прятались в лес, в болото, а потом приходили в село.

- Степан Ефимович, были ли в нашей местности партизанские отряды?

- Были. После того, как немцы пришли, партизаны у нас уже были. Находились они в Шацких лесах, которые подходили под самые Дрогиевские хутора. Было там много отрядов, нам говорили, что с ними были поляки.

У нас до войны много поляков жило. И в селе пан жил. Я сам его уже не помню, но, говорили, очень богатый был. У нас из села много кто был в партизанах. Кто не пошёл на фронт и мог сражаться, те и были. Почти из каждой хаты. У нас в семье старший мой брат пошёл в партизаны.

- Расскажите, пожалуйста, немного о немцах в нашей деревне.

- Немцы пришли, как я и сказал, сразу после того, как мы узнали про войну. Сначала они нас не трогали, потом, когда наша армия стала побеждать, они стали более свирепствовать. Как люди они тоже были разные.

Помню, когда была облава, немцы нашли людей, которые прятались. Там был и я. Нам приказали встать, но одна маленькая девочка почему-то не встала. Тогда один немец выстрелил вверх. Она посмотрела на всех и поняла, что надо делать, но от страха начала терять сознание. Один немец, достав из магазина патрон, начал им открывать рот девочки. Так он её и спас.

Были и изверги. Однажды немцы собрали всех из села на гору, где сейчас расположен хутор Белые горы, и начали спрашивать, где партизаны. Когда никто ничего не сказал, они начали расстреливать людей.

Там был маленький мальчик, который пришёл с котом. Когда немцы стали стрелять, этот кот вырвался из рук и начал убегать. Мальчик кинулся за ним, немец выстрелил в него и убил.

Там же, когда расстреливали людей, один парень не хотел становиться на колени, и немцы сначала прострелили ему ноги, а потом убили.

Людей засыпали песком, но только немного, чтобы после отъезда немцев можно было быстро откопать и достать живых.

Всякие были, как и наши люди: кто-то хорошо к тебе относился, кто-то плохо. Так и немцы.

- Осенью 1943 года вашу деревню спалили. Помните ли вы тот день и где вы тогда были?

- После того, как немцы начали проигрывать, они словно взбесились. Начали издеваться над людьми, грабить, убивать. Помню тот день. В село приехало пару машин и из них вылезали каратели. Они начали палить хаты, забирать скотину.

Люди, которые успели спрятаться в лесу, остались живыми, кто не успел, тех поубивали.

Сам видел, как запалили нашу хату, как из неё выбегала мама. Я крикнул ей, чтобы она бежала ко мне, но она за что-то зацепилась и упала. Тогда к ней подбежал немец, взял вилы и проколол её. Потом нажал на курок и застрелил.

Я стоял недалеко, однако ничего в этот момент сделать не мог. Немцы меня не заметили, и я остался живой.

Сгорело тогда всё село, ничего не осталось. Кто убегал – расстреливали. Потом немцы уехали. На месте нашего села остался только пепел. И всё же как-то выжили. Отстроились, сейчас, слава Богу, живём помаленьку. Очень трудно было. Также было страшно».

В осенне-зимний период 1943/44 гг. практика фашистского военно­го руководства в проведении политики «выжженной земли» приняла наиболее широкие масштабы. Фашистское командование, чтобы обес­печить себе свободу оперативного маневра в своем тылу, видело выход в организации карательных операций против партизан и мирного насе­ления. Например, в апреле 1944 г. войска, подчиненные командующему военным округом «Белоруссия», провели против партизан 198 опе­раций.

В Западной Белоруссии в ноябре 1942 г. в районах Бреста, Кобрина, Пинска, Дывина, Малориты и Березы-Картузской 3-м батальоном 15-го Полицейского полка за 18 дней было расстреляно 44 837 человек. Из них, как писали гитлеровцы: «партизаны —113, сообщники партизан — 296, за связь с партизанами — 1327, семьи партизан — 4 семьи, советские граждане, приехавшие на жительство в Западную Белоруссию,— 1003, евреи — 41 837». Большинство расстрелянных советских граждан не были ни коммунистами, ни партизанами. Это были беззащитные женщины, старики и дети.

B последний период фашистской оккупации роль гитлеровского вермахта в осуществлении политики тотального опустошения совет­ской территории проявилась в новых, более жестоких формах варвар­ства. В воинских подразделениях создавались специальные команды поджигателей. В их задачу входило при отходе фашистских войск про­водить полное опустошение оставляемой территории. «Противник,— писал в одном из своих приказов Гиммлер,— должен обнаружить дей­ствительно тотально сожженную и разрушенную страну». Население, не успевшее бежать под защиту партизан, уничтожалось или угонялось на запад. Одним из основных приемов и способов осуществления поли­тики тотального опустошения и «выжженной земли» явилось массовое уничтожение населенных пунктов вместе с населением. Как правило, гитлеровцы сгоняли людей в один дом, сарай или гумно, наглухо его закрывали, а затем поджигали.

Оккупанты нанесли народному хозяйству района огромный материальный урон. Материалы чрезвычайной комиссии по расследованию преступлений немецко-фашистских захватчиков свидетельствуют, что на территории Малоритчины уничтожено 2320 крестьянских домов и 3380 хозяйственных построек. Тысячи жителей остались без жилья. Двенадцать деревень района, полностью уничтоженных и сожжённых гитлеровцами, увековечены в Хатынском мемориале.

Фашисты полностью уничтожили общественную собственность колхозов, МТС, здания школы, домов-читален и других учреждений. Общий материальный урон составил 659 млн. рублей. В Германию вывезено более 2000 лошадей, 10000 голов крупного рогатого скота, тысячи голов других животных и птицы. Благодаря самоотверженному труду советских людей следы оккупации и хозяйствования фашистов на Малоритчине были ликвидированы. Но никогда не возобновятся огромные потери главнейшего богатства страны – людей.

Литература:

Малоритчина в годы Великой Отечественной войны [Текст] / Малорита : Малоритская централизованная библиотечная система; отдел библиотечного маркетинга, 2010. – 51 с. 

Маркаў В. Гналі ворага з роднай зямлі // Голас часу. – 2006. – 19 ліпеня. – С.2.

Памяць. Маларыцкі раён: гіст.-дакум. хроніка Маларыцкага р-на / рэд.-уклад. В.Р.Феранц. – Мінск : Ураджай, 1998. – 535 с.,[8] л.іл.

Преступления немецко-фашистских оккупантов в Белоруссии, 1941–1944 /сост.: З.И.Белуга [и др.]; ред.: П.П.Липило, В. Ф. Романовский. – Минск: Беларусь, 1965. – 464 с. 

ТРАГЕДЫЯ БОРАК У СЭРЦЫ МІХАІЛА ЯРМАЛЮКА

1. “Не дай Бог каму-небудзь такое перажыць”
…Пад’ехалі да вёскі Старыя Боркі і адразу здалося, што тут і сёння кожны кавалачак зямлі, кожны камень, кожнае дрэва, кожная травінка напоўнены болем, журбою і смуткам па тых 75-ці мірных жыхарах, што ў верасні 1942 года былі расстраляны фашыстамі. Здаецца, і сёння тут чуюцца крыкі дзяцей, жанчын, старых… Здаецца, і сёння тут зямля па-ранейшаму мокрая ад слёз людскіх і крыві.
…81-гадоваму Міхаілу Захаравічу Ярмалюку, аднаму са старэйшых жыхароў вёскі Старыя Боркі, у

image004.jpg

1942 г. было 11 гадоў. Але ён памятае ўсё да драбніц. Як загадалі ісці на сход, не кажучы праўду, што на расстрэл; як дарослыя дзядзькі неслі ў руках рыдлёўкі, не ведаючы, што самі сабе будуць капаць магілу; як наўзрыд плакалі жанчыны і немым крыкам крычалі дзеці; як нямецкі вартавы, а ён аказаўся чалавекам добрай душы, дапамог выратавацца іх сям’і, у якой было сямёра чалавек: пяцёра дзяцей і бацькі (жылі на хутары і ўдалося схавацца). Памятае, як страшна было ім, малым, калі сядзелі ў траве ў агародзе і баяліся, каб ніхто не ўбачыў; памятае, як доўга не маглі прыйсці ў сябе тыя, хто цудам выратаваўся. — Мы насілі і будзем насіць у сваіх сэрцах, у памяці падзеі таго жудаснага вераснёўскага дня, — расказвае Міхаіл Захаравіч. – Вам уявіць гэта цяжка, а ў маіх вушах і сёння стаяць страшныя крыкі землякоў, іх стогны, плач і выстралы, пасля

кожнага з якіх некага з вяскоўцаў ужо не было. – Мне здаецца, — гаварыў Міхаіл Захаравіч, — што і дрэвы, якія тады былі сведкамі страшнай расправы, перасталі з таго часу расці. Яны такія ж, як і 70 гадоў таму назад. Не дай Бог каму-небудзь такое перажыць.

2. Мудры і кемлівы ад прыроды
— Пасля вайны мне ўдалося закончыць толькі адзін клас школы, — успамінае мой субяседнік. – Але табліцу множання вывучыў і ведаў добра.
Калі стварыўся калгас, Міхаіла Захаравіча ўзялі працаваць на ферму, бо ведалі, што ён будзе добрым работнікам. Рос жа ў вялікай сям’і, дзе культам была праца. Да таго ж, юнак меў не толькі залатыя рукі, але і быў ад прыроды кемлівым. Пазней, маючы за плячыма 1 клас адукацыі, Міхаіл Заха­равіч рызыкнуў паступіць у Пінскі сельскагаспадарчы тэхнікум. Завочна закончыў яго і атрымаў адпаведную сельскагаспадарчую спецыяльнасць, дзякуючы чаму на працягу 20 гадоў паспяхова спраўляўся з абавязкамі загадчыка фермы. А калі ферма перастала дзейнічаць, яго перавялі на работу вагаўшчыком.
— Ніколі не карыстаўся лічыльнікамі, — кажа Міхаіл Захаравіч. – У памяці мог усё памножыць, падзяліць, скласці ці вылічыць, у мяне была добрая памяць.
Што гэта так, сведчыць і яшчэ адзін факт: Міхаіл Захаравіч ніколі не запісваў у блакнот ці на паперу нумары тэлефонаў сваіх знаёмых і блізкіх.
— Прыкладна сто нумароў было ў мяне ў памяці. Цяпер прыкладна 50 яшчэ памятаю. Калі ў блакнот запішаш, можна выпадкова згубіць, а калі ў памяці, не згубіш.

3. І кухар, і касец
14 гадоў таму назад у Міхаіла Захаравіча памерла жонка. Цяпер жыве сам. Гаспадарку не трымае, хаця толькі 5 гадоў таму назад прадаў карову. Колькі трымаў, столькі сам яе і даглядаў, і даіў. Нават жонцы не даваў, каб гэта рабіла.
Часта да Міхаіла Захаравіча наведваюцца дачка Люба і ўнукі з праўнукамі. І кожны раз яны ў захапленні ад страў, якія ён добра ўмее гатаваць.
— Боршч мой усе любяць, — кажа Міхаіл Захаравіч. – Бо такога смачнага ніхто не наварыць, а ён у мяне сапраўды вельмі смачны атрымліваецца. У арміі калі служыў, гатаваць добра навучыўся, на кухні працаваў.
І касу ніхто так не настроіць, як Міхаіл Захаравіч.
— Неяк былы старшыня мясцовага калгаса Васіль Іванавіч Максімчук, — успамінае дзядуля, — прыязджае да мяне і кажа: “Захаравіч, касу мне адкляпай”. А я яму адказваю: “Дык, можа, у Макранах каго-небудзь знайшлі б? Так далёка ехалі да мяне”. А ён адказвае: “Навошта некага шукаць, калі ведаю, што ты надзейна зробіш”.

4. Юрыдычна правільна. А па-чалавечы?..
Ён, Міхаіл Захаравіч Ярмалюк, хто шмат чаго пабачыў на сваім жыццёвым шляху, шмат што перажыў, мудры і разумны, разважлівы і кемлівы ад прыроды, ніяк не можа зразумець толькі аднаго: чаму нашы заканадаўцы нярэдка прымаюць законы, якія рэальна далёкія ад жыцця? Вось хаця б такі – закон “Аб абароне правоў спажыўцоў”. Згодна з арт. 18 яго спажывец, у дадзеным выпадку 80- ці 90-гадовыя дзядуля альбо бабуля, абавязаны заключаць дагавор з камунальнай службай на аказанне асноўных жыллёва-камунальных паслуг. Паслуга па вывазу і абясшкоджванню цвёрдых бытавых адходаў у адпаведнасці з пералікам асноўных жыллёва-камунальных паслуг, зацверджаных пастановай Савета Міністраў РБ ад 27 студзеня 2009 г., з’яўляецца адной з асноўных і прадастаўляецца ў абавязковым парадку. Пісьмова ад заключэння дагавора згодна з Законам можна адмовіцца толькі ў тым выпадку, калі ёсць тэхнічная магчымасць гэтую паслугу канкрэтна не аказваць.
Калі ж грамадзянін не заключыў дагавор і сам паціху выносіць ці вывозіць смецце, арт. 15.63 Кодэкса аб адміністрацыйных правапарушэннях прадугледжвае за такія дзеянні адміністрацыйнае пакаранне – папярэджанне ці штраф у памеры ад 5 да 50 базавых велічынь.
Юрыдычна ўсё правільна. Як правільна і тое, што перад законам усе павінны быць роўныя і што ўсе мы і кожны з нас павінны клапаціцца аб чысціні.
Толькі давайце паглядзім на гэты Закон з другога боку, не юрыдычнага.
Напэўна, ніхто з зака­надаўцаў добра не ведае, што ў вёсках, падобных Старым Боркам, цяпер засталіся і дажываюць свой век у асноўным тыя, каму больш за 70, 80, а то і 90 гадоў. Ці гожа нам, іх дзецям і ўнукам, каму яны падарылі жыццё, выхоўваць старых рублём, забіраючы яго з пенсіі, заробленай добрасумленнай працай? Ці гожа нам прымушаць іх, перажыўшых вайну, голад і смерць блізкіх, лішні раз хвалявацца і перажываць?


Ірына КАСЦЕВІЧ.
в. Старыя Боркі.

Голас часу. 2012. 10 кастрычніка

Плачуць званы Хатыні і па Арэхаве

Жалобна плачуць, смуткуючы, званы Хатыні па 13 вёсках Маларыцкага раёна, сярод якіх значыцца і Арэхава, якое разам з іншымі населенымі пунктамі, спаленымі карнікамі падчас нацысцкай акупацыі, увекавечаны ў мемарыяльным комплексе Хатынь. Усяго на Маларытчыне фашысты расстралялі, за­катавалі і знішчылі больш 3 тысяч мірных жыхароў.

image005.jpg
image007.jpg

У аграгарадку Арэхава вяскоўцы не толькі ша­нуюць і паважаюць сваё мінулае, але і беражліва яго захоўваюць. Тут жы­­­ве памяць. Самая страш­ная і жудасная вай­на мінулага ста­годдзя — Вялікая Ай­чынная — па­кінула на гэтай шмат­па­­кутнай зям­лі свае не­­­загойныя раны, якія нават праз дзесяцігоддзі кро­ва­точаць. Пра гэта нель­га забыць, і нельга маў­чаць. Жыхары Арэхава спаўна зведалі жахі

image009.jpg

аку­пацыйнага рэжыму. Як маглі здзекаваліся над мірным насельніцтвам фашысцкія вылюдкі, ка­та­валі і расстрэльвалі старых, дзяцей, жанчын. Асабліва страшны лёс быў наканаваны тым вяс­­коўцам, чые блізкія і родныя служылі ў ра­дах Чырвонай Арміі або зма­галіся з лютым во­рагам у партызанах.

Ле­там 1942 года фа­шысты расстралялі дзе­сяць жы­­хароў Арэхава, а ў ве­расні 1943 дашчэнту спа­лілі вёску. Пасля вай­ны Арэхава літаральна паўстала з попелу, вяс­коўцы пабудавалі но­выя сядзібы і жыццё тут зноўку завіравала.

Сён­­ня аб тых крывавых падзеях сведчаць помнікі землякам, загінуўшым у  гады Вялікай Айчыннай вайны. А яшчэ засталіся сведкі, якія цудам вы­ра­таваліся падчас трагедыі. 90-гадовая Вольга Лу­кі­нішна Касьянік, ня­гле­дзячы на свой шаноўны ўзрост,  памятае пра тыя страшныя дні. Ка­лі пачалася вайна дзяў­чы­нцы споўнілася 11 га­доў. Дзіцячая памяць асаблівая, нібыта гэта толькі ўчора здарылася, а не мінула з таго часу больш за

семдзесят гадоў. — Страшна і цяжка ўзгад­­­ваць пра тыя падзеі, — гаворыць бабуля Воль­­га і голас яе па-здрад­ніцку пачынае дрыжаць. — Не давядзі Гасподзь такі жах каму-небудзь перажыць. Да вайны вёска наша была вялікая, амаль у кожнай хаце дзеткі, — прыгадвае сваё дзяцінства жан­чы­на. —  А тут раптам вайна. Што мы, дзеці, тады разумелі. Адно бы­ло: панаваў страх. Нем­цы па-страшнаму лю­­тавалі. Нам удалося ней­кім неверагодным чы­нам выратавацца. Не­каторыя аднавяскоўцы так і засталіся назаўсёды ляжаць у гэтай зямлі. Я ніколі не думала, што да­жыву да такога ўзросту, столькі перажыўшы, вы­пакутаваўшы. Страшна ўзгад­ваць, як немцы забілі майго роднага дзядзьку Арсенція Ка­паньку і яго жон­ку Ка­цярыну. Яны ляжаць у брацкай магіле, што за калгасным два­ром. Расстралялі тады 10 ча­­­ла­век, якіх выдаў сол­тыс.

Тут назаўсёды знайшлі свой спачын Дзяніс Ні­кі­фаравіч Бя­геза, Ганна Данілаўна Бягеза, Іван Ясонавіч Бягеза, Улі­та Аляк­сандраўна Бя­геза, Арсенцій Ананьевіч Капанька, Ка­ця­ры­на Ка­панька, Іван Афа­на­сье­віч Шульжык, Надзея Шуль­жык, Вольга Іва­наўна Шульжык і Фё­дар Іванавіч Шульжык. Пе­разахаваць на мо­гіл­кі бязвінна за­бі­тых фашысты не даз­во­лілі.

Едзем на месца па­ка­рання. На невялікім пясчаным узгорку ўзвы­шаецца помнік, на якім выбіты 10 імёнаў і прозвішчаў тых, хто назаўсёды застаўся ў ліпені 1942 года. Магіла доб­раўпарадкавана. Ві­даць, што за ёй на­глядаюць. У гэтыя вяс­но­выя дні тут ціха і спакойна. Самотную ці­шыню парушаюць  толькі птушыныя спевы.

Вольга Лукінішна пры­гадвае, як аднавяскоўцы, што засталіся ў жывых пасля знішчэння вёскі ў 1943 годзе, хаваліся ў лесе, жылі ў зямлянках.

— Страшна было, — га­­ворыць бабулька. – Дзя­­цінства ў майго пакалення забрала вай­на. Неяк адразу мы ста­лі дарослымі. Помню як гарэла вёска. Гэта было на “галавасек”. Я тады пасвіла кароў за возерам. Раптам пачуліся стрэлы, нехта крычаў і плакаў. Потым запалалі хаты. Апошняй згарэла царква. Бацька нібыта прадчуваў бяду, таму загадзя загадаў усім ісці ў лес.

Пасля вайны Вольга Лукінішна многа і цяжка працавала. За­кон­чы­­ла жанчына ўсяго толькі ча­тыры класы. Вучыцца далей баць­ка не дазволіў, таму Вольга спачатку пра­цавала на ферме, по­тым уладкавалася на цагляны, а затым пе­райшла на вапнавы завод, там больш пла­цілі.

— Зараз жыць добра, — кажа ка­бета, — ды няма ўжо калі. Прайшлі мае гады, праляцелі хутка і незаўважна. Ца­ніце і беражыце кож­нае імгненне, кож­­ны пражыты дзень.

Падзялілася сваімі ўспамінамі і Яўгенія Аляксандраўна На­сенка, якая выжыла ў тым страш­­ным пекле фашысцкага  генацыду. Зараз бабуля Яў­ге­­нія жыве з нявесткай і ўну­кам. Сына Аляксандра 12 га­доў таму як па­ха­вала. Сэрца Яўгеніі Аляксандраўны радуюць праўнукі: сямігадовы Ромка і пя­цігадовы Багдан, якіх прабабуля вельмі любіць.

Кажуць, што Бог дае кож­наму ча­лавеку столькі вы­прабаванняў, колькі той зможа вы­тры­маць. На долю Яўге­ніі Аляк­сандраўны іх выпала ня­мала.

— Нарадзілася я ў Вар­шаве ў далёкім 1930 годзе, — прыгадвае ба­буля. – Бацькі свайго не па­мятаю. Маці толь­кі крышачку. Калі я з’я­вілася на свет, баць­ка загінуў.  Мне і годзіка не споў­нілася, як маці мяне аддала на выхаванне  бабулі, што жыла ў Арэ­­хаве. Потым матуля некуды знікла. Бачыліся мы з ёй перад самай вайной. Праз нейкі час дайшлі чуткі, што маці загінула недзе каля Брэста падчас бам­бёжкі. Вось так і расла я сіратой. Шмат чаго перажыла ў сваім жыцці. Але на лёс не наракаю, значыць, так Бог даў.

image011.jpg

Дарэчы, у свае 90 гадоў Яў­ге­нія Аляк­сандраўна спраўна хо­дзіць у царк­ву, за пра­дуктамі ў магазін на­вед­ваецца. Ся­дзець без справы яна не мо­жа, то за праў­­нукамі глядзіць, то паціху па гас­па­дарцы корпаецца.

— Ці памятаю, як людзей рас­­стрэльвалі ды вёску палілі? – пе­рапытвае бабуля. – Чаму ж не. Такое хіба забудзеш. Нават і хацелася б увесь жах вайны выкрасліць з памяці, ды толькі гэта немагчыма.

Бабуля на хвіліну-дру­гую змаў­кае. Успаміны вяртаюць у страшныя 40-ыя гады. Малюнкі дз­я­цінства плывуць пе­рад ва­чыма…

— Пясчаны ўзгорак. Сонца пячэ няшчадна, а можа гэта так ад страху здаецца, — гаворыць бабуля. —  Солтыс за­чытвае про­з­вішчы. Да ямы карнікі пад­водзяць аднавяскоўцаў, сярод іх маладыя мужчыны, жанчыны і нават дзеці. Ім за­гадваюць класціся ў яму тварам уніз. Адзін за адным гучаць стрэлы. Раптам хлопчык гадоў сямі-васьмі падае на калені і пачынае прасіць ката-забойцу: “Паночку, міленькі, пра­шу, не забівай”. Той моўчкі штурхае дзіця ў магілу, кулі пра­ніз­ваюць маленькае це­ла. Хлопчык памірае не адразу. Нацыст спа­­­койна назірае, як у перадсмяротнай аго­ніі му­чаецца дзіця. Мы сядзім на гарачым пяску, не ў стане нават зварухнуцца. Солтыс папярэджвае, што так будзе з кожным, хто звя­жацца з пар­ты­занамі. Страшна. Нават за­раз неймаверна страшна. Кожны дзень праходзіў у чаканні смерці. Таму цаніце жыццё, бе­ражыце мір, каб свет больш ні­колі такога зверства не бачыў.

Вельмі шмат матэ­рыялаў пра Вялікую Айчынную вай­ну саб­ра­на ў мясцовым  краяз­наўчым музеі, што ў Арэхаўскай сярэдняй школе. Настаўнік гіс­то­рыі і стваральніца музея Ніна Барысаўна Барысюк пазнаёміла яшчэ з адным ус­памінам, які быў за­натаваны са слоў свед­кі Ксеніі Ананьеўны Пархоцік.

image012.jpg

“Ле­там 1942 года кар­нікі ак­ру­жы­лі вёску. Саг­налі ўсіх жыхароў Арэхава на горку, што за мяс­цо­вымі могілкамі. Сол­тыс Максім Корань за­чытаў прозвішчы ад­навяскоўцаў і загадаў ім выйсці, а затым легчы на пясок. Кат, апрануты ў белы халат, пачаў стра­ляць у патыліцу тым, хто ляжаў. Увечары сваякі пахавалі забітых у агульнай магіле, якая так і знаходзіцца на той гары. Сярод забітых быў і брат суседкі Арсенцій Капанька, і яго жонка Кацярына Ярмалюк, і яшчэ 8 чалавек”. 

— На жаль, сёння мала зас­та­лося людзей, хто памятае пра тыя страш­ныя зверствы, што чынілі карнікі на нашай зямлі, як здзекаваліся над на­шымі людзьмі, — адзначае Ніна Бары­саўна. – Час няўмольны. Па за­пісаных успамінах свед­каў, вёску карнікі спалілі 11 верасня 1943 года. Арэхава кантралявалі пар­тызаны. У гэты дзень карнікі атакавалі населены пункт, каб знішчыць народных мсціўцаў. Завязаўся бой.

Тады было забіта нямала фашыстаў, але пар­ты­заны вы­мушаны бы­лі здаць вёску. Вось што напісана пра тыя падзеі ў кні­зе “Памяць”: “праціўнік паставіў перад сабой мэту вы­біць з Арэхава групу партызан атрада імя Жукава, якая ахоў­вала вёску і паравы млын. Бой быў цяжкім, асноўныя сілы ат­рада не маглі дапамагчы. За­палаў млын, пачала гарэць вёска. Партызаны ад­сту­пілі, разам з імі пай­шлі ў лес многія жыхары Арэхава”.

Па дадзеных кнігі “Па­мяць” у Арэхаве было спалена 110 два­роў і знішчаны 21 ча­лавек. Шмат часу прайшло з той пары, але раны зям­лі не­за­гой­ныя. Ніна Барысаўна кажа, што і сёння ў мясцовых лясах сустракаюцца сляды ад былых зямлянак, у якіх жылі вяскоўцы і пар­тызаны.

Кацярына Яцушкевіч.

Голас часу. 2020. 12 красавіка

75 ГАДОЎ З ДНЯ ХАТЫНСКАЙ ТРАГЕДЫІ:

РЭКВІЕМ ВОГНЕНЫХ ВЁСАК МАЛАРЫЦКАГА РАЁНА

Днём і ноччу, у сцюжу і спёку не змаўкаюць званы Хатыні, плачуць яны над лёсам спаленых вёсак, над закатаванымі нямецкімі вылюдкамі жанчынамі, дзецьмі, старымі. Плыве жалобны звон, не змаўкаючы. Праз кожныя трыццаць хвілін – набат, нібыта адчайны крык-напамін нашых загінуўшых землякоў у тым страшным вогненным пекле вайны, як покліч-боль, што адрасаваны нам, сённяшняму пакаленню, — каб радаваліся міру на зямлі і бераглі яго. 22 сакавіка спаўняецца 75 гадоў  з  дня хатынскай трагедыі. 

У гады Вялікай Айчыннай вайны на тэрыторыі Беларусі фашысцкія карнікі знішчылі больш чым 9 тысяч вёсак. 600 населеных пунктаў спалілі дашчэнту, разам з людзьмі. 186 вогненных вёсак так больш ніколі і не адрадзіліся, пакінуўшы пасля сябе толькі назву і памяць. Сярод гэтых населеных пунктаў значыцца і невялікая вёска Зялёныя Буды, што калісьці стаяла ў Маларыцкім раёне. 9 кастрычніка 1942 года падчас карнай аперацыі пад кодавай назвай “Трох­кутнік” фашысты знішчылі вёску, якая пасля вайны так больш і не ўзнавілася. Аб страшнай трагедыі, якая адбылася 76 гадоў таму, нагадвае толькі абеліск. Плачуць званы Хатыні яшчэ па 12 вёсках Маларыцкага раёна: Арэхаве, Багуслаўцы, Борках, Брадзяціне, Забалацці, Збуражы, Ба­равой, Навалессі, Нікольскай, Радзежы, Хаціславе, Хмелішчы. Гэтыя вёскі ўвекавечаны ў мемарыяльным комплексе Хатынь. Падчас акупацыі фашысты толькі на Маларытчыне знішчылі больш 3000 мірных жыхароў. Удумайцеся ў гэтыя лічбы. 23 кастрычніка 1942 года разам са 128 вяскоўцамі, сярод якіх 60 дзетак, была спалена вёска Хмелішча. 289 чалавек знішчылі фашысты ў Забалацці, больш за 700 – у Борках. Пра гэта нельга забыць, аб зверствах, якія чынілі фашысты на нашай зямлі, трэба памятаць заўсёды. Сёння аб крывавых падзеях, што адбываліся ў Радзежы і Навалессі падчас фашысцка-нямецкай акупацыі, сведчаць  помнікі, што стаяць на брацкіх магілах, ушаноўваючы памяць аб загінуўшых земляках. А яшчэ засталіся сведкі, якія цудам выратаваліся ў час трагедыі. 89-гадовы Сцяпан Сцяпанавіч Братчук з Навалесся, нягле­дзячы на свой шаноўны ўзрост, дасканала памятае тыя страшныя дні нямецкай акупацыі, калі жыццё літаральна трымцела на тоненькай нітачцы і магло аба­рвацца ў кожную хвіліну. Сцяпану Братчуку пашчасціла выйсці жывым з таго пекла,  а многія яго землякі і равеснікі так і засталіся назаўсёды ў далёкіх і крывавых 40-х гадах.

— Да вайны ў вёсцы было больш за сто двароў, амаль у кожнай хаце дзеткі, — прыгадвае сваё ваеннае дзяцінства Сцяпан Братчук. — У маіх бацькоў было чацвёра дзяцей. А тут вайна. Што мы, малыя, тады разумелі. Адно было: панаваў страх. Немцы некалькі разоў знішчалі вёску. Нам удалося нейкім неверагодным чынам выратавацца. Многія так і засталіся назаўсёды ляжаць у гэтай зямлі.

Сцяпан Сцяпанавіч Братчук жыве адзін. Дваццаць гадоў таму пайшла з жыцця яго любая жонка Марыя, з якой ён пражыў 47 гадоў. Дыхтоўную хату Сцяпан Сцяпанавіч адбудаваў толькі пасля вайны. Пасадзіў сад, які хутка ўбярэцца ў бялюткі вэлюм квецені. Зашамацяць аксамітавай лістотай дрэвы, нібыта прамаўляючы малітву-рэквіем аб бязвінна забітых і закатаваных вяскоўцах, аб знішчаных лёсах, якія палымянымі знічкамі дагарэлі дачасна. У апошні час у памяці дзядулі часта ўсплываюць страшныя ўспаміны з далёкага ваеннага дзяцінства.

— Дзіцячая памяць учэпістая, — гаворыць Сцяпан Сцяпанавіч. – Калі пачалася вайна,  мне было дванаццаць гадоў. Я ніколі не забуду 22 чэрвеня 1941 года. Дзень быў ясны, сонечны. Мы прачнуліся а шостай гадзіне раніцы ад гукаў кананады. Бацька спакойным голасам сказаў: “На брэсцкім палігоне зноў вучэнні праходзяць”. Праз некалькі гадзін мы ўбачылі нашых салдат, многія з якіх былі параненыя.  Чырвонаармейцы адыходзілі невялікімі групамі. За Хмялёўкай завязаўся бой. Бацька, на хуткую руку сабраўшы сякія-такія рэчы,  загадаў уцякаць у лес.

Для Сцяпана Братчука,  як і для мільёнаў іншых людзей,  пачаліся доўгія і страшныя дні фашысцкай акупацыі. Самае жудаснае, што чалавек да ўсяго прывыкае.— За тры гады акупацыйнага рэжыму мы прызвычаіліся да смерці, страху, холаду і голаду, — расказвае Сцяпан Сцяпанавіч. – Мы спакойна ўсведамлялі,  што калі не сёння, тады заўтра можа дагнаць нямецкая куля. Кожны дзень жылі пад страхам смерці. Нават 5-10-гадовыя дзеці не былі дзецьмі ў поўным сэнсе гэтага слова – яны ўяўлялі сабой маленькіх старых,  якія шмат чаго перажылі за свой кароткі век. Я ніколі не забуду той дзень, калі мы стаялі на каленях пад дулам аўтамата і

прасілі літасці ў  фашыстаў. Нехта данёс немцам, што мой бацька Сцяпан Братчук дапамагае партызанам. Гэта было ў адзін з красавіцкіх дзён 1943 года. Бацька якраз быў на начной варце. Кожную ноч 12 чалавек павінны былі несці варту, абараняць, так бы мовіць, вёску ад партызанаў. Бацьку арыштавалі пад раніцу. Памятаю, як фашысты ўварваліся ў нашу хату, пасцягвалі нас  з палацяў. Маці адразу кінулася ў ногі нямецкаму афіцэру, галосячы: “Паночку, даруй, ні ў чым мы не маем віны. Злітуйся, не губі дзетак, пашкадуй”. Я, дзве сястры і брат таксама стаялі на каленях і плакалі. Фашысты, якія перавярнулі ўсю хату і больш нікога не знайшлі, нас адпусцілі, але бацьку павезлі ў гестапа, якое знаходзілася ў Дамачаве. Маці сабе месца не знаходзіла. Ведала, што адтуль ніхто назад не вяртаўся. У роспачы, схапіўшы бабуліны залатыя завушніцы, яна пабегла да солтыса, каб дапамог вызваліць бацьку з бяды. Не ведаю, што там было, але бацьку неўзабаве адпусцілі. Гэта было неверагоднае шчасце, цуд, бо фашысты ні з кім асабліва не цырымоніліся.

Асабліва лютаваць карнікі пачалі ў 1942-43 гадах. Паводле кнігі “Памяць” у жніўні 1942 года фашысты закатавалі Максіма Кушнерыка,  Канстанціна Холада, яго жонку Праскоўю і дваіх дзяцей,  Сцяпана і Марыну. У лютым 1943 года, як прыгадвае Сцяпан Братчук, фашысты акружылі Навалессе і расстралялі каля 40 чалавек. У жывых засталіся тыя, хто паспеў схавацца ў лесе.

— Жылі ў зямлянках, — прыгадвае Сцяпан Сцяпанавіч. – У вёску спачатку ісці баяліся. Але бяда прымусіла. Жанчыны вярталіся ў свае хаты, каб хлеб спячы, потым цёплыя боханы неслі ў лес. У 1943 годзе карнікі спалілі Навалессе і Радзеж. Вёскі выгарэлі датла. Мы ў той час былі ў лесе, я пасвіў кароў. Многія вяскоўцы, не прадчуваючы бяды, вярнуліся ў Навалессе, так разам з вёскай і згарэлі. Выратавалася наша суседка Ліза Касянік, якая схавалася ў агародчыку,  дзе расла фасоля.

У кнізе “Памяць” пазначана, што нямецка-фашысцкімі захопнікамі ў Навалессі спалена 110 двароў і знішчана 68 чалавек. У суседняй вёсцы Радзеж  са 186 двароў 185 згарэла,  загінула 157 чалавек.

Добра памятае той трагічны дзень, калі карнікі знішчалі родную вёску  Радзеж , і Вольга Мар­тынаўна Алесік,  якой 87 гадоў. — Быў даволі цёплы пагодлівы дзень, — прыгадвае кабета. – Бацька і нас чацвёра дзяцей засталіся ў лесе, там у нас была зямлянка. А маці нешта надумалася пайсці ў вёску, захацелася ёй хлеба спячы. Бачым, гарыць ужо наша вёска,  дымам агарнула ўсё наваколле, а маці няма. Старэйшыя кажуць,  што трэба далей у лес хавацца, аблава будзе. Я ў плач, мне вельмі страшна. Нядобрыя думкі ў га­лаву лезуць: няма маці ў жывых, забілі немцы. Што рабіць? Бацька на грудку недзе арэ, старэйшая сястра Марыйка кароў пасвіць. Я схапіла малодшага браціка Валодзю, пасадзіла яго сабе на шыю і падалася далей у лес. Бегла, што ёсць сілы, спатыкалася, падала, і зноў бегла. Думала, больш нікога з родных ужо і не ўбачу ніколі. Потым прыйшла маці,  уся перапужаная, рукі трасуцца,  слова вымавіць не можа. Пазней яна расказала, што, калі са спечаным хлебам вярталася ў лес, ля могілак яе спыніў немец на кані і загадаў вяртацца назад у вёску. А там ужо гучалі стрэлы, чуліся крыкі.

Зай­маліся зарывам хаты. “Не пайду,  вунь і хата мая ўжо гарыць, — сказала маці. — Што хочаце са мной рабіце, але ў вёску не вярнуся”. Страляніна пачала ўзмацняцца. Вершнік раптам прышпорыў каня і паскакаў у Радзеж. Маці, не  помнячы сябе ад страху, кінулася ў лес. Амаль тыдзень яна не гаварыла. Так наша сям’я ўратавалася. Помню і ніколі не забуду, як фашысты расстрэльвалі людзей. Ля царквы выкапалі велізарную магілу і сагналі тых, хто меў сувязь з партызанамі. Людзей прымусілі распрануцца і потым расстрэльвалі, не шкадавалі нават немаўлятак. Не ведаю,  як мы выжылі ў тым пекле.

Бабуля Вольга  жыве адна. Даўно пахавала мужа, а затым і сына. Нягледзячы на свой узрост яна кожную нядзелю на веласіпедзе едзе ў царкву, каб памаліцца за родных, блізкіх,  аднавяскоўцаў. Побач з храмам брацкая магіла. Сёння нават уявіць страшна, што тут адбывалася крыху больш за семдзесят гадоў таму.

 Кацярына Яцушкевіч

Голас часу. 2018. 22 сакавіка.

Сястра Хатыні

Калісьці тут распасціраліся непраходныя балоты з прагнаю дрыгвою, якая ў імгненне вока праглынала ў сваё ненажэрнае нутро не тое, што чалавека, а нават буйнага дзіка. Непралазны гушчар, процьма камароў і іншай балотнай нечысці рабілі гэтыя мясціны, якія лічыліся і так прапашчымі, не надта прывабнымі для жыцця людзей. Ішоў час і сярод глухога лесу, амаль на балоце, узнікла вёска з прыгожай і знакавай назвай Багуслаўка.

За рэчкай Прырваю
Даўно асушана дрыгва і да Богуслаўкі вядзе грунтоўная гравейка. Пераехаўшы масток праз раку Прырву, па дарозе мы паглыбляемся далей у лес. Невялічкая вёска з дзясятак драўляных сядзіб раскінулася ў адну вуліцу, на якой ляжыць асфальт яшчэ з савецкіх часоў. Як паведамілі ў Гвозніцкім сельскім Савеце ў Багуслаўцы зарэгістраваны ўсяго толькі дваццаць чалавек. Дзяцей і моладзі тут няма. Можа таму нават і ў сонечны ліпеньскі дзень ад двароў

напаўпустых сядзіб павявае самотнай трывогай. Вёска вымірае. Самаму малодшаму яе жыхару даўно за сорак гадоў мінула, а старэйшы размяняў свой векавы рубеж. Жывуць тут у асноўным пенсіянеры. На ўсю вёску налічваецца чатыры кані, адна карова, некалькі коз і ніводнага аўтамабіля. З Маларытай і суседнямі вёскамі Багуслаўку некалькі разоў на тыдзень звязвае рэйсавы аўтобус.

Багуслаўка адна з трынаццаці вёсак Маларыцкага раёна, якую ў гады акупацыі спалілі і знішчылі фашысты, пакінуўшы пасля сябе толькі чорны попел ды праклён і боль тых, хто застаўся ў жывых. Вёску, схаваную сярод лясоў ды балот чакала не зайздросная доля. Багуслаўцы як маглі дапамагалі партызанам. Часта тут адпачывалі і падсілкоўваліся народныя мсціўцы. Восенню 1942 года непадалёк ад населенага пункта быў забіты чыноўнік ахоўнай паліцыі Розенгарта. Фашысты разлютаваліся. 23 лістапада нямецкія вылюдкі здзейснілі карную аперацыю: Багуслаўку дашчэнту спалілі і расстралялі каля трыццаці вяскоўцаў. Навечна ў брацкай магіле засталіся ляжаць сям’я Ануфрыя Бягезы, яго жонка Агаф’я з непаўнелетнімі дачушкамі Сцепанідай і Пелагеяй. Перастала ў той дзень біцца і сэрца Васіля Бягезы, яго жонкі Алены і траіх дзяцей Марыі, Івана і Пелагеі. Зараз у вёсцы аб тых жудасных падзеях нагадваюць бадай што толькі брацкія магілы і памятнае месца побач з вёскай, дзе і адбылося

катаванне. Сведкаў у Багуслаўцы не засталося. Адной са старажылаў Марыне Сцяпанаўне Бягеза на той час было каля шасці гадкоў і яна ўрыўкамі помніць як разам з маці ўцякалі ад бамбёжкі ў лес, як на кавалачкі ад трапіўшага снарада разнесла на шчэпкі іх дом. Вяскоўцы, што засталіся ў жывых, ратаваліся ад лютай смерці ў лесе. Марыне Сцяпанаўне пашанцавала выжыць у тым пекле.

— Наша сям’я – веруючая, — кажа Марына Сцяпанаўна. – Мажліва бясконцая вера ва Усявышняга і падаравалі нам жыццё.  

Дарэчы, у Багуслаўцы многія наведваюць царкву. Дапамагаюць адзін аднаму ў цяжкую хвіліну. Вельмі цікавую легенду пра назву вёскі паведаміла мясцовая жыхарка Пелагея Гардзееўна Тыцык, якая пра вайну ведае толькі з рассказаў свайго ўжо пакойнага мужа Уладзіміра Лявонцьевіча.

— Раней гэтыя мясціны называліся Прыбрыддзе, — гаворыць кабета. – Арэхаўскі пан адпраўляў сюды на ссылку няўгодных яму сяльчан, мяркуючы, што няшчасныя не выжывуць сярод багны ды дрыгвы. Але людзі абжылі гэты кавалак зямлі і ўвесь час праслаўлялі Бога, што дараваў ім сілу і моц, каб застацца ў жывых. Адсюль і пайшла назва Багуслаўка.
На шчасце, аб жудасных падзеях, што адбываліся тут у акупацыйны рэжым Пелагея Гардзееўна не памятае, яна з’явілася на свет толькі ў 1942 годзе.
— Мой будучы муж быў тады падлеткам і ён бачыў, як катавалі цэлыя сем’і, якія былі савецкімі актывістамі або дапамагалі партызанам, — гаворыць жанчына.
Пасля вайны Багуслаўка аднавілася. Яшчэ дваццаць гадоў таму назад тут пражывала амаль сто чалавек, працавалі сельскі дом культуры і бібліятэка. Зараз застаўся толькі дом сацыяльных паслуг.

Святы абавязак
Не пакідаюць багуслаўцы адзін на адзін і сваіх састарэлых бацькоў, вяртаюцца на сваю маленькую радзіму. За састарэлым бацькам Іванам Карпавічам Кавальчуком глядзіць яго сын, а за

Марынай Сцяпанаўнай Бягезай – дачка. Яшчэ аднаго старажыла вёскі – Аляксея Піліпавіча Кавальчука дзеці забралі да сябе. Добра, што не перарываецца сувязь пакаленняў і дарослыя дзеці, цудоўна разумеючы, што і настаў іх час даглядаць за сваімі старэнькімі бацькамі, не адмаўляюцца ад святога абавязка.

Кацярына Яцушкевіч

Голас часу. 2018. 6 жніўня

bottom of page